Никита Сунгатов: Заметки о «коротком списке» Премии Андрея Белого-2015

Из вошедших в короткий список Даниил Да, пожалуй, является наименее замеченным на сегодняшний день поэтом. Книга «В руках отца» издана полу-самиздатским способом: ее тираж напечатан в частной типографии, а в выходных данных стоит «домашнее» издательство «Humulus Lupulus» (кажется, это первая книга, выпущенная этим издательством). Редкие публикации автора выходили в «Воздухе», часть стихов разбросана по Сети, найти их можно преимущественно в ЖЖ поэта.

Это единственная книга в коротком списке, почти все стихи в которой имеют строгую метрическую организацию (в сравнении, например, с расшатанным стихом Василия Бородина). Когда современный поэт обращается к силлабо-тоническому стиху, он, как правило, помнит о семантическом ореоле, который окружает тот или иной размер, тем самым вступая в диалог со своими предшественниками. Даниил Да ведет этот диалог в открытую: во многих стихах семантика размера подчеркнута и узнаваемым типом рифмовки, и скрытыми и явными цитатами из чужих стихотворений.

Часто это стихи о местах — в них постоянно встречаются разнообразные топонимы, иногда вынесенные и в название («Крым», «Кавказ», «Европа»). И, как регулярный стих неразрывно связан теми классическими стихотворениями, которые были на нем написаны, так и места несут на себе этот отпечаток прошлого: слыша «Кавказ», мы невольно вспоминаем Лермонтова, а слыша «Крым» — Волошина. Даниил Да обращается к местам через возникшие вокруг них «тексты», — не в смысле отдельных стихотворений, а в том смысле, в котором В.Н. Топоров писал о «петербургском тексте», — но акцентирует внимание не на самом культурном коде, с которым связан тот или иной локус, но на тех изменениях и преломлениях, которые в нем произошли и происходят. Так реализуется диалектика старого и нового: вроде бы перед нами старые, давно знакомые поэтические пространства, но их населяют уже другие вещи, герои и события. Во многом это стихи о памяти: так, возвращаясь годы спустя в место, с которым нас когда-то что-то связывало, невозможно избавиться от ощущения, что, кажется, все по-прежнему, но связь между своими воспоминаниями и реальностью никак не удается наладить.

денечки потянулись темные
и уже близко к четвергу
чу, перья страуса склоненные
в моем качаются мозгу

летят под горку вместе с санками
детей хохочущих прижав
отцы под антидепрессантами
а вечер длинный как удав

сегодня царь какой-то маленький
но хочет чтобы навсегда.
ах, затекла зачем-то в валенки
мои морозная вода

и я лечу, лечу на саночках
зубами мелодичный скрип
выцеживая словно панночка
к сиденью намертво прилип

снуют дружины как иголочки
запели, после — ни гу-гу
лишь голубые комсомолочки
визжа купаются в снегу

Источник

Кирилл Корчагин о книге Даниила Да "В руках отца"

Денис Ларионов о книге Даниила Да "В руках отца"

Кажется, у этой книги есть все шансы пройти незамеченной: выход в полуфиктивном издательстве, да ещё неизбежная омонимическая путаница с более именитым современником (никого не хочу обидеть). Между тем книга «В руках отца» содержит такой заряд неуправляемой семантической мощи, что нередко возникает сомнение, что всё это написал один человек и у него всё хорошо (надеюсь, что это так). Безусловно, Даниил Да не вписывается в литературное поле — очевидным образом, вписываясь в него, являясь его неотъемлемой частью, если угодно бессознательным литературного процесса последних пятнадцати лет. При этом важно понять, что мы имеем дело не с наивным графоманом или безумцем-дилетантом. Эстетические и прочие ориентиры поэта достаточно прозрачны, просто нигде не артикулированы (явно, что поэт не относится к тем, кто сразу же предлагает заинтересованным лицам эстетический манифест). Ориентиры эти, как ни странно, консервативны, что также идёт вразрез с нынешней повесткой дня: наверное, его предшественниками были трагические авторы Парижской ноты (Поплавский, Одарченко) и Южинского переулка (особенно, конечно, Евгений Головин). Именно через эту оптику Даниилом Да были восприняты идеалы эстетического консерватизма, сформированные — очень грубо говоря — на переломе романтизма и модернизма. В отличие от ряда (младших) современников, Даниил Да вовсе не хочет выковыривать из культурного наследия изюм певучестей, но стремится хоть как-то нащупать то мироощущение, когда космические процессы, природные циклы и внутренняя жизнь составляли единое целое. Такие вещи не проходят, так сказать, безнаказанно, и особую остроту книга приобретает и в свете того, что столь важное сегодня политическое послание здесь тоже «неконвенционально», причём подчёркнуто: в этом смысле Да мог бы занять место между Денисом Новиковым и Василием Ломакиным. Но он одинаково далёк от «взвинченности» первого и «авангардизма» второго: по сути, многие его тексты о тех плохих мальчиках (в книге имплицитно присутствует фигура Лермонтова), кто был юн в начале прошлой эпохи и чьи тела теперь устилают поля сражений консервативной революции.

Возле голубятни на жёлтой поляне / В детстве я придумал обмануть свою смерть / Будто явился волшебник в усах и помятой пижаме / И подарил витамины, дающие власть поумнеть // Поумнеть не умом, но чем-то более важным / Отчего плачут мальчики в сумерках перед сном / Видя, как мир сползает в бездонную скважину / Переворачиваясь кверху дном <...> Тридцать лет прошло и в глубинах чата / На mail.ru или в более противных местах / Попадаются изредка этой поры ребята / Не сумевшие переработать страх // Их легко узнать по неясной цели / И слова никогда не покинут рта / Витамины, которые они в детстве ели, / Не подействуют уже никогда

"Воздух", №1-2, 2015