"Брежнев и сила поэзии" (А. Семенов)
В день памяти Леонида Ильича Брежнева Prosodia публикует рецензию на
книгу сочинского поэта Даниила Да «Гимотроп». Название сборника взято
из стихотворения генсека 1927 года.
Интригующее и обманчивое название книги сразу заставляет обратить на себя внимание. Думаешь: «Гимотроп, гимотроп… Конечно, где-то я это уже слышал, только не могу вспомнить…». Подсказка приходит в виде стихотворного эпиграфа, но имя автора эпиграфа ещё больше сбивает с толку – Л.И. Брежнев? Но при чём тут стихи? Обратившись за помощью к Гуглу, выясняешь, что, действительно, в молодости Леонид Ильич пробовал писать, и как раз из сохранившегося стихотворения Брежнева и взята строчка «это было в Лозанне, где цветут гимотропы».
Дальше Брежнев то тут, то там появляется в стихах Даниила Да, например, в виде доброго старика, почти домашнего духа, а «местом действия» нередко становится дача с её природными обитателями:
Добрый Брежнев, плюшевые брови
Дедушка в пижаме голубой
Дачкой летней, где-то на балконе
В перелесок щурится совой (с. 13).
Наряду с дачей и генсеком частым образом в текстах является южный город, описанный с бытовыми подробностями и именами собственными его жителей:
Вышел из ресторана полночного хулиган –
Размик, Гургенчик или кто-то похожий на них.
Оглянулся – Морпорт, рядом большой фонтан… (с. 32).
Эти «релаксирующие» картины контрастируют с эмоциональным фоном книги – тревогой и абсурдом. Тревога вездесуща и немотивированна, она составляет как бы подложку бытия:
Сколько ни озирайся – враг постоянно здесь,
Вертится рядом, манит из-за угла (с. 32).
В то же время тексты полны абсурда (тут вспоминается и название книги), причём абсурд может сочетаться с воспоминаниями детства, с детским взглядом на мир:
Я проснулся. Мне было так грустно.
Я пытался покинуть свой дом.
Золотистые крылья мангуста
Распростёрлись над детским челом (с. 19).
Однако тревогу и абсурд бытия скрашивают простые бытовые радости, как, например, в другом стихотворении-воспоминании о детстве:
Над рекой, где голос птичий,
Лёгкий дым летит в эфир.
Папа кипятит на спичке
Рыбий сморщенный пузырь (с. 33).
Но, возможно, главным противоядием от экзистенциальных проблем является сама поэзия:
Голубя тело, летящее между домами,
Солнечный свет прерывает. Сменилась холмами
Даль за окном, и бежит вдоль оврага собака,
И пограничник, проснувшись, читает опять Пастернака (с. 81).
В подавляющем большинстве текстов книги применено силлабо-тоническое
стихосложение, при этом используемые размеры, ритмы и строфика очень
разнообразны. Кроме того, автор смело вводит цитаты и оммажи классикам,
например:
Выпьем с горя, где же кружка
Говорит одна лягушка
Сердцу будет Мавзолей (с. 59).
Или:
Есть в котике зеленоглазом
Довольно неприятная черта (с. 76).
Таким образом, в 2019 году Даниил Да показывает нам жизнь «эпохи застоя»: отсюда образ Брежнева, отсюда и абсурдное мироощущение, и «усыпляющие бдительность» классические размеры, которые как будто говорят: «всё хорошо, всё так и будет продолжаться во веки веков». В таком мире человек неизбежно начинает отчетливо ощущать бессмысленность происходящего, бесцельность жизни, как в тексте с посвящением «м.п.»:
Горит бессмыслицы ничто
И ничего уже не значит.
Лишь мальчик в розовом пальто
Бежит, и падает, и плачет (с. 125).
Или в концовке одного из стихотворений цикла «Южная ночь»:
Ох, нелегко просыпаться, когда тебя в общем-то нет.
Тут не поможет ни пиво, ни рог молодого вина.
Да и куда просыпаться? Стоглазая южная ночь
Аргусом зорким следит. Не отпустит уже никогда (с. 21).
И при этом лирический субъект не утрачивает способности испытывать
радость жизни, но эта радость скорее удивляет его: своё собственное
исчезновение он готов принять как норму:
За что мне эта теплота
За что мне этот лес
За что мне это красота
За что я не исчез (с. 137).
Естественно предположить, что такая «книга о застое» с эпиграфом из Брежнева посвящена политической повестке. Вспомним также, что открывается она характерным текстом про «царя», который держит нас за шею – вроде бы ещё не душит, но «бесстрастно считает пульс»:
Ощути под подбородком
Длани нежные царя.
Как туман невинно-кроткий
Альвеолы холит водка,
Белым пламенем горя.
Царь невидимый, но властный
Пульс считает твой бесстрастно:
То отпустит, то сожмёт.
Дунет в тонкую гребёнку,
Загрохочет в перепонках
Поднимающийся лёд.
Мутноватые наплывы
Неспокойного стекла
Натекут с нездешней силой,
Упоив дворцы и виллы
Сладким безразличьем зла (с. 7).
И всё же сводить главную идею книги к политическому высказыванию мне
представляется неверным. Даниил Да принимает в свои тексты многое, что
достаётся ему в наследство от прежних эпох: размеры, лексику, образы,
даже несуразным гимотропам нашлось место. Но всё это переплавляется
автором и приобретает новый смысл – рождается оригинальная поэтика, так
же, как сами «гимотропы» когда-то родились из искажения «гелиотропов».
Даниил Да демонстрирует нам одну из версий преемственности, когда
информация в процессе передачи может искажаться до неузнаваемости и в
результате порождать новые смыслы. В связи с этим можно думать, что
книга Даниила Да в первую очередь – о самой поэзии. В реальности никаких
гимотропов нет. Но теперь они существуют – силой поэзии.
Автор рецензии - Александр Семенов.
Источник: Prosodia, 10.11.2020